Фантомные боли Нового года, или Когда праздник не в радость
Фантомные боли Нового года, или Когда праздник не в радость
Фантомные боли Нового года, или Когда праздник не в радость
Фантомные боли Нового года, или Когда праздник не в радость
"Кто празднику рад, тот накануне пьян"
Эта пословица первой всплывает в памяти, когда я думаю о новогодних праздниках моего детства.
В нашей семье она звучала неизменно, когда отец начинал свой "праздничный марафон" задолго до боя курантов.
Я не помню ни одного торжества без пьяной вакханалии. Картина всегда была одна: отец, начинал пить с самого утра, мама отчаянно пыталась удержать фасад нормальности – накрывала праздничный стол, и ждущая момента, когда можно будет сбежать – либо после того, как он напьется до беспамятства, либо во время очередного скандала.
В итоге мы почти всегда оказывались у родственников, спасаясь от домашнего хаоса.
В нашей семье она звучала неизменно, когда отец начинал свой "праздничный марафон" задолго до боя курантов.
Я не помню ни одного торжества без пьяной вакханалии. Картина всегда была одна: отец, начинал пить с самого утра, мама отчаянно пыталась удержать фасад нормальности – накрывала праздничный стол, и ждущая момента, когда можно будет сбежать – либо после того, как он напьется до беспамятства, либо во время очередного скандала.
В итоге мы почти всегда оказывались у родственников, спасаясь от домашнего хаоса.
"Кто празднику рад, тот накануне пьян"
Эта пословица первой всплывает в памяти, когда я думаю о новогодних праздниках моего детства.
В нашей семье она звучала неизменно, когда отец начинал свой "праздничный марафон" задолго до боя курантов.
Я не помню ни одного торжества без пьяной вакханалии. Картина всегда была одна: отец, начинал пить с самого утра, мама отчаянно пыталась удержать фасад нормальности – накрывала праздничный стол, и ждущая момента, когда можно будет сбежать – либо после того, как он напьется до беспамятства, либо во время очередного скандала.
В итоге мы почти всегда оказывались у родственников, спасаясь от домашнего хаоса.
В нашей семье она звучала неизменно, когда отец начинал свой "праздничный марафон" задолго до боя курантов.
Я не помню ни одного торжества без пьяной вакханалии. Картина всегда была одна: отец, начинал пить с самого утра, мама отчаянно пыталась удержать фасад нормальности – накрывала праздничный стол, и ждущая момента, когда можно будет сбежать – либо после того, как он напьется до беспамятства, либо во время очередного скандала.
В итоге мы почти всегда оказывались у родственников, спасаясь от домашнего хаоса.
Детство кончилось...
В моей памяти только два светлых праздника: один у бабушки, где крестный весь вечер играл со мной, и второй у крестной, куда пришел Дед Мороз.
Там, глядя на других детей, я первый раз в жизни поняла, каким может быть настоящий праздник. Но где-то внутри все равно сверлила мысль: "Почему у нас не может быть так же?
Мне 37, и я учусь любить Новый год через своего восьмилетнего сына.
Я до сих пор учусь находить свой способ проживать это событие – без натянутых улыбок и притворства, без обязательной елки и шампанского, с правом лечь спать в 23:30 или просто тихо смотреть новогодний фильм.
Там, глядя на других детей, я первый раз в жизни поняла, каким может быть настоящий праздник. Но где-то внутри все равно сверлила мысль: "Почему у нас не может быть так же?
Мне 37, и я учусь любить Новый год через своего восьмилетнего сына.
Я до сих пор учусь находить свой способ проживать это событие – без натянутых улыбок и притворства, без обязательной елки и шампанского, с правом лечь спать в 23:30 или просто тихо смотреть новогодний фильм.
Детство кончилось...
В моей памяти только два светлых праздника: один у бабушки, где крестный весь вечер играл со мной, и второй у крестной, куда пришел Дед Мороз.
Там, глядя на других детей, я первый раз в жизни поняла, каким может быть настоящий праздник. Но где-то внутри все равно сверлила мысль: "Почему у нас не может быть так же?"
Мне 37, и я учусь любить Новый год через своего восьмилетнего сына.
Я до сих пор учусь находить свой способ проживать это событие – без натянутых улыбок и притворства, без обязательной елки и шампанского, с правом лечь спать в 23:30 или просто тихо смотреть новогодний фильм.
Там, глядя на других детей, я первый раз в жизни поняла, каким может быть настоящий праздник. Но где-то внутри все равно сверлила мысль: "Почему у нас не может быть так же?"
Мне 37, и я учусь любить Новый год через своего восьмилетнего сына.
Я до сих пор учусь находить свой способ проживать это событие – без натянутых улыбок и притворства, без обязательной елки и шампанского, с правом лечь спать в 23:30 или просто тихо смотреть новогодний фильм.
Многие взрослые дети алкоголиков до сих пор не понимают причин своего упадка сил и настроения в канун праздников.
Здесь каждая деталь может стать спусковым крючком: звон бутылок, запах алкоголя и сигарет, бессвязная пьяная речь, повторяющаяся как заевшая пластинка до самого утра.
Эти воспоминания преследуют даже спустя десятилетия и накрывают волной одиночества, грусти и отвращения при мыслях о приближающемся празднике.
Здесь каждая деталь может стать спусковым крючком: звон бутылок, запах алкоголя и сигарет, бессвязная пьяная речь, повторяющаяся как заевшая пластинка до самого утра.
Эти воспоминания преследуют даже спустя десятилетия и накрывают волной одиночества, грусти и отвращения при мыслях о приближающемся празднике.
Многие взрослые дети алкоголиков до сих пор не понимают причин своего упадка сил и настроения в канун праздников.
Здесь каждая деталь может стать спусковым крючком: звон бутылок, запах алкоголя и сигарет, бессвязная пьяная речь, повторяющаяся как заевшая пластинка до самого утра.
Эти воспоминания преследуют даже спустя десятилетия и накрывают волной одиночества, грусти и отвращения при мыслях о приближающемся празднике.
Здесь каждая деталь может стать спусковым крючком: звон бутылок, запах алкоголя и сигарет, бессвязная пьяная речь, повторяющаяся как заевшая пластинка до самого утра.
Эти воспоминания преследуют даже спустя десятилетия и накрывают волной одиночества, грусти и отвращения при мыслях о приближающемся празднике.
Сложно радоваться, когда внутри живет постоянное напряжение и страх повторения прошлого.
Недавно в терапии я осознала корень своего напряжения – это неоправданные ожидания. Зачем надеяться и настраиваться, если финал предрешен: драка или недельный запой, а каникулы придётся проводить где угодно, лишь бы не дома.
Детские травмы особенно остро ощущаются в праздничные дни. И это нормально – позволить себе грустить, злиться или плакать.
Праздники можно и нужно переосмыслить, создавая свои новые и здоровые традиции.
Недавно в терапии я осознала корень своего напряжения – это неоправданные ожидания. Зачем надеяться и настраиваться, если финал предрешен: драка или недельный запой, а каникулы придётся проводить где угодно, лишь бы не дома.
Детские травмы особенно остро ощущаются в праздничные дни. И это нормально – позволить себе грустить, злиться или плакать.
Праздники можно и нужно переосмыслить, создавая свои новые и здоровые традиции.
Сложно радоваться, когда внутри живет постоянное напряжение и страх повторения прошлого.
Недавно в терапии я осознала корень своего напряжения – это неоправданные ожидания. Зачем надеяться и настраиваться, если финал предрешен: драка или недельный запой, а каникулы придётся проводить где угодно, лишь бы не дома.
Детские травмы особенно остро ощущаются в праздничные дни. И это нормально – позволить себе грустить, злиться или плакать.
Праздники можно и нужно переосмыслить, создавая свои новые и здоровые традиции.
Недавно в терапии я осознала корень своего напряжения – это неоправданные ожидания. Зачем надеяться и настраиваться, если финал предрешен: драка или недельный запой, а каникулы придётся проводить где угодно, лишь бы не дома.
Детские травмы особенно остро ощущаются в праздничные дни. И это нормально – позволить себе грустить, злиться или плакать.
Праздники можно и нужно переосмыслить, создавая свои новые и здоровые традиции.
24.12.2024
-
Светлана Кузнецова
